Когда-то я слышал старинный рассказ:
Быть может и сказку, быть может, и глас.
А может, легенду про те времена,
Когда не возникли ещё имена.
Историю эту поведал дракон,
Весьма престарелым казался мне он.
Во тьме Кантерлотских кристальных пещер
От света скрывается пенсионер.
Он много сказал о героях былых,
О магии дружбы, о днях прожитых,
Но лишь об одном он тогда умолчал:
О том где возникло начало начал.
Он молвил: «Поведать того не могу,
Прости уж меня, старикана-брюзгу.
Послушай-ка лучше давнишнюю быль,
Что ныне скрывают лишь время, да пыль.»
В тех тёмных, голодных и страшных веках,
Где пони за ересь сгорали в кострах,
Где божий был сын — на кресте аликорн,
Где стынуть не мог оружейника горн.
Под небом безумным две жили сестры:
Смелы на деянье, на слово остры.
Пегасочка Луна, что младше была,
Да старшая — Тия: есть рог, нет крыла.
И был у них друже — обычный пегас,
Коричневой масти, без всяких прикрас.
И имя обычное, вроде бы, Кант;
Не знал он ещё свой особый талант.
Однажды на город, где жили друзья,
Бандиты напали, и небо судья
Всем тем, кто не выжил в ту страшную ночь.
Лишь призраки ветром уносятся прочь.
И молвила Тия на первой заре,
Как только в кровавой, бесчестной игре
Разбойники скрылись за проседью гор,
На поле оставив лишь трупы да сор:
«Друзья мои, дальше так жизнь не пойдёт,
Нас случая воля лишь к смерти ведёт.
В копыта свои мы судьбу должны взять,
Лишь так будем вправе чего-то решать!
Я знаю сказанье, что в дальних горах
Когда-то давно жил отшельник-монах.
Он тайну бессмертья веками хранил,
А смерть повстречав, лабиринт сотворил.
И в том лабиринте есть восемь преград,
Несущих нам смерть, словно огненный ад,
Но если пройдёшь — ждёт обещанный рай:
Блаженный, не знающий горести край»
Неделя прошла, Тия с Кантом в пути,
Маячит кривая гора впереди.
Был прост первый шаг, имя Бога назвать.
Создатель есть в каждом, о чём тут гадать?
Буран завывает, вторые врата
Явились виденьем сухого куста:
Кто духом силён был — спокойно пройдёт,
А страх пропустивших — забвение ждёт.
Один за другим семь тяжёлых шагов
Сквозь марево зыбкое яви и снов,
Где судьбы сплетаются в мокрой пыли,
А цель всё маячит в угрюмой дали.
Но вот и восьмого настал шага час,
Пора бы пуститься от радости в пляс,
Но знала Селестия горькое «Но!»,
Ей сердце углём прожигало оно:
Бессмертие — власть, а правитель — во тьме
Он кровь унесёт на прекрасном крыле.
По древним законам он должен предать
Всё то, во что верил. И снова начать.
Единственный шаг — и в заката луче
Сгорает герой наш подобно свече,
А подле Селестия грустно стоит
На Канта со скорбью и болью глядит.
«Прости меня, друг, дедом был мне монах.
Но имя твоё не забудут в веках
Здесь стольный появится град Кантерлот,
И света, и магии дружбы оплот!
Клянусь, изменю мироздания суть:
Всегда будет солнце и сгинет вся жуть»
Но только лишь ветер развеивал прах
В высоких, ещё безымянных горах.
Когда-то я слышал старинный рассказ:
Быть может и сказку, быть может, и глас.
А может, легенду про те времена,
Когда не возникли ещё имена.
